Николай вдруг рассмеялся, да так, что выступили слезы. Теперь все смотрели на него. Отсмеявшись, он взял Аллочкину руку, поцеловал, а потом поднялся:

– Ну что ж, на этой радостной ноте позвольте откланяться. Завтра утром я уезжаю в Долгореченск. Буду там обустраиваться. К свадьбе вернусь. А вы, мамаша, пока дочку подготовьте к семейной жизни. Подозреваю, она и борща сварить не сумеет, а домработницы у нас не предвидится.

Николай поклонился Антонине Михайловне, оторопело на него глядевшей, и добавил:

– Георгий Александрович, можно вас на пару слов?

Мужчины вышли в коридор. Потапов чувствовал себя неловко, а Николай смотрел на него безо всякого трепета и почтения. Наклонившись поближе, он быстро проговорил:

– Я хочу, чтобы вы узнали у брата про Ирину Званцеву. Я не собираюсь ее разыскивать, но я должен знать, что с ней все в порядке.

Новобрачные приехали в Долгореченск на следующий день после свадьбы, проведя первую семейную ночь каждый в своей квартире. Забросив вещи, Николай сразу ушел на завод, оставив Аллу разбираться, и явился домой поздно вечером. Она не спала и ждала его с ужином: котлеты немного подгорели, а картофельное пюре было жидковато, но Коля похвалил стряпню. Вид у Аллы был испуганный, и Николай поморщился. Он не собирался спать с ней – прямо сейчас, по крайней мере.

– Ну ладно, – сказал он. – Пора на боковую, а то завтра вставать рано. Алла, ты не переживай. Сегодня ничего у нас не будет. Потом, когда привыкнешь.

Она не смогла сдержать вздох облегчения.

– Но спать нам придется в одной постели. Другой все равно нет.

Коля улегся к стене, специально повернувшись спиной. Минут через десять пришелестела Аллочка и так осторожно пристроилась рядом с ним, словно кровать была заминирована. Николаю стало смешно. Она лежала очень тихо, даже дыхания не было слышно. «Пусти! – Не пущу!» – вспомнил вдруг Николай и тяжко вздохнул: еще неизвестно, кто кого поймал и держит.

– Коля, – тихо позвала Алла. – Я еще вчера спросить хотела: о чем с тобой дядя Петя разговаривал? На свадьбе?

Николай покосился на Аллочку и ответил:

– Поздравлял, счастья желал. Все как положено. А что?

На самом деле «дядя Петя» улучил момент, чтобы рассказать жениху о судьбе его бывшей пассии:

– Мог бы и сам у меня спросить, а не Георгия подсылать. Твоя Званцева выслана из Москвы.

– Далеко?

Петр Александрович не ответил, только плечами пожал. А потом насмешливо сказал:

– А ты все геройствуешь! Решил влиться в ряды рабочего класса?

– Выполняю свой долг перед обществом.

– Ну-ну.

«Почему Алла спрашивает? Знает что-нибудь?» – задумался Коля, а Аллочка с чувством продолжила:

– Он мерзкий! Терпеть его не могу.

Николай удивился и повернулся к ней:

– Почему? Он тебя как-то обидел?

– Он все время меня трогал. Еще когда маленькая была.

– Как… трогал?!

– Так. Обнимет вроде бы по-родственному, а сам… То пониже спины погладит, то грудь заденет. Мимоходом, словно случайно. И поцеловать все время норовил в губы.

– Твою ж мать! – воскликнул потрясенный Коля. – А ты родителям говорила?

– Мне стыдно было. Он все это так быстро проделывал, что я тут же начинала сомневаться: а вдруг мне показалось, а вдруг это действительно случайно.

Николай вспомнил, что именно дядя Петя больше всех донимал его историей про «Пусти! Не пущу». Вот козел! Ну да, а он сам-то лучше, что ли? Аллочка, словно услышав его мысли, быстро проговорила:

– Коля, ты не сердись на меня, пожалуйста, за тот случай! Я правда не знала, что так делают. А теперь я книжку прочла и теорию изучила.

– Какую еще книжку?!

– Переводная – польская, кажется. Мама твоя дала перед свадьбой. Я сама к ней обратилась. Она же врач, все знает.

– Сколько ж нам открытий чудных готовит просвещенья дух, – пробормотал Коля, не зная, плакать ему или смеяться. – Ты дай мне потом эту книжку, вдруг я чего не знаю.

– Хорошо.

Николай подвинулся к ней поближе и обнял, думая: «Теорию изучила, подумать только! Что ж мне с тобой делать-то, дуреха?» В полутьме глаза Аллочки загадочно мерцали, и пахло от нее приятно – сладковатой свежестью. Кроткая, наивная, дрожащая, готовая честно исполнить супружеский долг – она возбуждала Николая так, что он уже с трудом сдерживался.

– Давай, что ли, поцелуемся? – предложил он, кладя руку ей на бедро, и потянул вверх ночную сорочку. – Это надо снять.

Конечно, одними поцелуями дело не обошлось.

Сначала Николай не думал о детях, но потом, когда втянулся в работу, а семейная жизнь, по любимому отцовскому выражению, «устаканилась», эта мысль стала все чаще приходить ему в голову. Аллочка страстно мечтала о ребенке, хотя Коля подозревал, что мамашка из нее получится та еще, не лучше тещи. Но сколько ни мечтай, природа распоряжается по-своему, и забеременеть Алле не удавалось. Проверялись они оба, но толку никакого: врачи не находили физических причин бесплодия. Тогда потерявшая надежду Аллочка завела себе собачку. Песика породы французский папильон звали Жанчиком, и это ушастое лохматое недоразумение сразу невзлюбило Николая, каждый раз нервически его облаивая, а он только посмеивался и втихомолку корчил песику угрожающие рожи, доводя бедного Жанчика до истерики.

Николай тоже завел себе кое-кого. Но отнюдь не собачку. А что еще оставалось, если жену он видел только раз в две недели, а то и реже – Алла вернулась к матери. Андропов, пришедший на смену Брежневу, провел чистку аппарата, и Потапову пришлось уйти на пенсию. Не помогло даже ходатайство старшего брата, хотя Георгий был не слишком уверен в его реальном заступничестве. Потапов тяжело переносил вынужденное безделье и через полгода скончался. Алла поехала поддержать мать на время болезни отца и задержалась после похорон – сначала на месяц, потом на полгода, а потом вопрос о ее возвращении в Долгореченск уже и не возникал: Николая вполне устраивало такое наполовину холостое существование.

Его любовницу звали Дарьей: юная, умная, яркая, веселая, очень самостоятельная, она рано потеряла мать и твердой рукой вела хозяйство своего большого дома, расположенного в пригороде Долгореченска. Характер у нее был твердый, так что и отец, и братья – старший и младший – опасались ей перечить. Николай заметил ее в заводской столовой, да и трудно было не обратить внимания на эту кареглазую красотку-хохотушку. Первое время они только переглядывались и улыбались друг другу при встрече, а потом вроде бы случайно столкнулись в проходной, и Николай предложил подвезти Дарью домой – она опоздала на автобус. Раз подвез, другой, а на третий, заехав в придорожный лесочек, они чуть не час целовались под березой – под возмущенное треньканье синиц, недовольных вторжением незнакомцев.